Литературное наследие Скитальца

 

Первой книгой Скитальца была: Рассказы и песни, т. I, СПб., Знание, 1902. Следующие тома его произведений вышли; в том же издательстве «Знание» - тома II и III (1907. 1910); в изда­тельстве «Общая польза» - том IV (1912); в издательстве «Осво­бождение» - тома V и VI (1912). Полное собрание сочинений писателя в восьми томах выходило в издательствах «Жизнь и знание» и «Коммунист» в 1916-1919 годах. Из советских изданий наиболее значительными являются: Песни скитальца. М., 1919; Повести и рассказы. М., Гослитиздат, 1935; Избранные стихи и песни. М., Гослитиздат, 1936; Избранные рассказы. М., Советский писатель, 1939; Избранные произведения. М., Гослитиздат, 1955; Повести п рассказы. Воспоминания. М., Московский рабочий, 1960; Избранное. М., Советская Россия, 1977.

В настоящий сборник включены лучшие прозаические произ­ведения Скитальца, избранные стихотворения и стихотворные фельетоны, воспоминания.

Стихотворения печатаются по изданиям: Самарская газета, 1897-1899; Скиталец. Песни скитальца. М., 1919; Избранные стихи и песни. М., 1936; повести и рассказы - по изданиям 1935, 1939 и 1955 гг.; воспоминания - по изданию: Скиталец. По­вести и рассказы. Воспоминания. М, Московский рабочий, 1960.

 октава

Впервые – «Жизнь»,   1900,  ноябрь,  Ллг  10.

В 1899 году Скиталец поделился с Горьким своими планами написать большую повесть о певчих и получил его одобрение! «... это можно великолепно написать и это до зарезу нужно! Это очень важно! Понимаете ли вы, что такие писатели теперь необходимы? Вы - интеллигент, вы из народа, и у вас, по-видимому, столько накопилось здесь, стукнул он себя в грудь». Скиталец посещает Горького в Васильсурске, а затем начинает писать повесть «Октава».

Повесть вызвала широкую полемику в критике. Критик В. Г. Подарский писал, что повесть «отмечена несомненною печатью дарования, и дарования, которое успевает соединить знание изобра­жаемой среды и художественную обработку сюжета...» («Рус­ское богатство», 1901, № 2, февраль, отд. «Наша текущая жизнь», с. 190).

Не все критики положительно оценили образ главного героя повести - Захарыча. Например, А. Измайлов писал: «Пока вы читаете первую половину рассказа о жизни певчих, их быте, своеобразных его особенностях, бесспорно, прекрасно известных автору, - вы чувствуете полное удовлетворение. Но оно сменяется жгучей досадой, когда вы видите, как в конце, бог знает для чего, автор приделывает своему герою мочальный хвост. Плотник-певчий, ищущий «смысел жизни», размышляющий о Будде, Адаме и Еве, Васко-де-Гаме! К чему это понадобилось?» («Биржевые ведомости», 1902, № 123, 8 мая, с. 3).

Не обошла критика и тот новый тип босяка, который появил­ся в этой повести. Один из критиков писал: «Изображение ар­хиерейского хора - этой своеобразной русской богемы, наполо­вину состоящей из бывших людей, очень близких к настоящему босячеству, является одною из интереснейших сторон расска­зов нашего писателя. Эта богема, стоящая на границе между интеллигенцией и людьми со дна жизни, принадлежит к числу наиболее неведомых уголков нашей действительности... Эту разновидность босяка буквально открыли нам г. Скиталец да М. Горький - «Мещане», разновидность, надо сознать­ся, преинтереснаяI» («Образование», 1902, № 9, сентябрь, отд. «Из жизни и литературы», с. 56-57).

Критики нашли недостатки в произведениях Скитальца. А недостаток заключается в некоторой однотонности всех его рассказов, свидетельствующей об отсутствии широты в сфере наблюдений молодого автора: пред нами в его произведениях постоянно развертывается только мир певцов-босяков (исключе­ние представляет лишь рассказ «Любовь декоратора» («Наука я жизнь», 1904, июнь, кн. VI, с. 499-501).

СКВОЗЬ  СТРОЙ.

Впервые – «Мир божий», № 12, декабрь. В наст.  издании печатается по тексту: Скиталец. Повести и рассказы. М., ГИХЛ, 1935 (а не по последнему прижизненному изданию 1939 г.). Меж­ду текстами этих изданий повести есть небольшие стилистические разночтения (видимо, редакторского характера), которые не уч­тены ни в одном из последующих изданий.

Эта повесть вызвала наибольшее количество противоречивых отзывов в периодической печати. Критик А. Измайлов писал: «Художественная ценность ее  - в яркости детального описания картин, видимо близких воображению автора и нарисованных опытной рукою. Атмосфера кабака с его веселыми завсегдатая­ми, шумящего, как улей, и наполненного развеселыми звуками гуслей, звенящих под рукой безногого кабатчика,- живо воссоздается по яркому и красочному описанию молодого автора.

Конечно, вне всякого сомнения, герой г. Скитальца, этот рыцарь без страха и упрека, утрирован до ходульности - и на­сколько автор правдив в первой части повести, настолько же фаль­шивит во второй...

В философии Скитальца, как видит читатель, слишком много точек соприкосновения с философией Горького... Мы останови­лись на нем потому, что его работа идет, по-видимому, лишь параллельно работе Горького, а не по готовой канве, выдает не­поддельную искренность автора даже там, где он увлекается… («Биржевые ведомости», 1901, № 351, 24 де­кабря, с, 3).

Сопоставляли Скитальца и Горького н другие критики. «Все его произведения отмечены печатью столь же свежего и сильного творчества, какое отличает повести, рассказы и лирические отрыв­ки г. Горького. Его герои -люди «босяцкого склада души» - это столь же рельефно и ярко очерченные фигуры, с какими мы встречаемся в произведениях г. Горького.

И притом, что важнее всего - произведения г. Скитальца не являются повторением произведений г. Горького, «босяцкое» миросозерцание г. Скитальца - повторением миросозерцания г. Горького ...

Точно так же герои г. Скитальца не «отвертываются» от ин­теллигенции, не стараются решительно и бесповоротно отказаться от «интеллигентной» жизни.

Однако критик А. Измайлов высказал мнение о том, что ге­рой этой повести «оказывается на глиняных ногах... Автору во что бы то ни стало, хочется рисовать не людей, а героев, кото­рые выше толпы, необыкновенны и исключительны... Этот „но­вый человек" из народа - сочинен Скитальцем. Его, к сожале­нию, еще нет, и пока не может быть - даже одного на тысячу. Может быть, зреют еще только зерна такой настроенности, н представитель этого нового типа требовал для своего изображе­ния штрихов более тонких и нежных, большего художественного такта от автора. Рисуйте нам бодрящие народные типы, они нуж­ны, - но не облекайте героев в латы из сусального золота, на которые больно смотреть глазу».

(«Биржевые ведомости», 1902, № 23, 8 мая, с. 3).

Художественная сторона повести также подверглась критике. Т. Ганжулевич писала: «Самым слабым и со стороны художе­ственного изображения, и со стороны психологической обоснован и  является его произведение «Сквозь строй». Неумение владеть фор­мой выдает здесь еще перо новичка-писателя и сказывается в вялости рассказа, постоянно переходящего в простой пересказ событий, вместо их живого изображения. Лишь норой пробива­ются проблески художественного дарования, но они очень редки и теряются за общими недостатками этого произведения. Что касается психологической стороны, то они, как мы уже говорили, очень слаба („Наука и жизнь", 1904, июнь, кн. V, с. 495). Смы­кается с этой оценкой и отзыв Л. Н. Толстого, который Горький сообщал в письме К. П. Пятницкому: «Талант, большой талант. Но, жаль! слишком начитался русских журналов. И от этого его рассказ похож на корзину кухарки, возвращающейся с базара: апельсин лежит рядом с бараниной, лавровый лист с коробкой ваксы. Дичь, овощи, посуда- все перемешано и одно другим пропахло. А – талант! На отца он наврал - не было 'у него такого отца» (Горький М. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 28, с. 217).

В  дороге.

Критик И. Дю-Кир восторженно писал об очерке: «Послед­ний очерк - высокохудожественное, поэтически сильное описание дороги в степи; в двух страницах нет действия, нет сюжета, Лиц действующих только двое: кучер Афанасий и его барин. Два лица,  но живы и сильны они.

Кучер Афанасий  глубоко, презирающий своего барина «дурака» как кричит он, сильная мужицкая натура, безумно любящий лошадей своих, свою степь. Барин, у которого вся жизнь фан­тастичней действительности: все пережил, во всех богов веровал. Боготворил инфузорию, поклонялся клеточке, ходил в народ… А жизнь шла, молодость уходила, тучи сгущались, темные силы торжествовали и гнали его, лишен­ного веры, в пустоту, в холодный мрак! Луна прозрачная осве­щает туманную даль. Безжизненная, безмолвная степь вокруг, даль таинственная еще шире и размашистее, чем днем, и едут оба человека, рессоры похрустывают, копыта бьют в звонкую дорогу, да целый рой бубенчиков бежит и вьется, назойливо на­певая свою песню, а кругом безграничный простор, да лицо ме­сяца мчится вслед за ними и насмешливо улыбается. Вот и все! Но сколько в этих двух страницах глубокой истинной правды, жизненной драмы и таланта» («Всемирный вестник», 1905, № 3, март, с. 191-192).

 

ПОЛЕВОЙ  СУД            1905.

В рецензии на этот сборник известный критик Е. А. Ляцкий дал высокую оценку рассказу. Он подчеркнул, что его окончание не является концом истории, описанной в рассказе.  В душе читателя, писал критик,  не остается сомнения в том, что на таком людском решении божеская правда остановиться не может, и искание ее приведет к стихийному протесту против тех, кто, по глубокому убеждению народной массы, явился насиль­ственным нарушителем ее законных прав на политую их потом и кровью землю...» («Вестник Европы», 1906, № I, с. 382)

Из книги Кудрявцевой Н.Ю. 

«Годы мчались... Лучшей доли

Непокорно я искал».