После смерти жены Александры Николаевны писатель живёт в Симбирске с 1913 года, чтобы как -то затушить боль утраты любимого человека, он собирает народные песни, исполняет их на литературно-музыкальных вечерах.
Но все эти духовные богатства предназначались для небольшой группы избранных представителей тогдашнего образованного общества.
В эти же годы в Российской империи происходят разные события, на которые каждый человек реагировал по - своему. Кинодраматург Анатолий Козак рассказывает: «В октябре 1913 года, в помещении Киевского окружного суда, что напротив Софийского собора, был завершен крупнейший судебный процесс, получивший название "дело Бейлиса". Подсудимый обвинялся в ритуальном убийстве тринадцатилетнего Андрея Ющинского. Обвинение утверждало, что убийство было совершено в целях "выточения" христианской крови для изготовления мацы к еврейской Пасхе. ... В Киев примчался из Петербурга Владимир Короленко, на балконе для прессы присутствует Владимир Бонч-Бруевич, фиксируя каждый день суда. Всю страну лихорадит, все заняты одним и тем же вопросом: виновен ли служащий кирпичного завода, что на Подоле, Мендель Бейлис (39 лет, вероисповедание иудейское, пятеро детей) в добывании христианской крови путем зверского убийства с помощью шила ни в чем не повинного ребенка? Когда Короленко увидел состав присяжных заседателей, его охватило отчаяние. Обычно в жюри входили люди образованные, грамотные - профессура, врачи, учителя - словом, народ, способный разобраться в существе судебного процесса и самостоятельно вынести свое решение. Судьбу же Бейлиса должны были решить "серые мужики" - семеро крестьян и пятеро мелких мещан и чиновников, с трудом вникавших в разыгрывавшееся перед ними юридическое действо. «Все погибло, разве смогут эти присяжные найти истину? Бейлиса ждет вечная каторга», — так казалось многим, присутствовавшим в зале суда.
Наступает октябрь 1913 года. Последний день судебного заседания.
Присяжные удаляются в совещательную комнату, куда, кроме них, никто не смеет
входить. - Суд присяжных идет! -раздается властное восклицание. -Прошу встать!
Старшина присяжных читает вопросный лист, читает долго, ровно, вопросы такие
длинные...
И наконец: - Нет, не виновен!
Работа над архивными материалами была подлинным праздником - я
получил возможность прикоснуться к таким драгоценным документам, о которых и не
подозревал и о которых, увы, мало кто сегодня знает. Вот один из примеров.
Нередко упоминается коллективный протест представителей российской интеллигенции
против киевского процесса. Приводятся, как правило, одни и те же фамилии:
Максим Горький, Александр Серафимович, Янка Купала, Вера Засулич, Леонид
Андреев. И другие... Кто были эти другие, судя по всему, - лица менее значимые.
Но вот передо мной тоненькая брошюрка, отпечатанная в Санкт-Петербурге в 1911
году. Обращение краткое - всего полторы странички. Оно называется так: «К
русскому обществу. По поводу кровавого навета на евреев». Вот первые строки: «Во
имя справедливости, во имя разума и человеколюбия мы подымаем голос против
новой вспышки фанатизма и темной неправды...».
Кто же подписал протест, кроме
Горького, Серафимовича и еще двух-трех видных интеллигентов? Оказывается, всего
под письмом несколько сотен подписей! Приведу лишь небольшую часть имен.
Писатели: Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Вячеслав Иванов, Евгений
Чириков, Федор Сологуб, Сергей Сергеев-Ценский, Александр Блок, Виктор Муйжель,
Михаил Арцыбашев, Михаил Лодыженский, Николай Олигер, Скиталец (Петров), Петр
Боборыкин, Александр Куприн... Представители российской науки: академики
Владимир Вернадский, Андрей Фаминцин, Дмитрий Овсянико-Куликовский, профессора,
доктора наук, редакторы газет, ректоры университетов, члены Государственной
думы, генералы, приват-доценты, слушатели различных курсов, журналисты, 184
студента Санкт-Петербургского университета... Что ни имя, то бриллиант в короне
российской науки и культуры».
В начале Первой мировой войны Степан Скиталец-Петров отправился санитаром на фронт, результатом этой поездки явились несколько очерков и рассказов, в которых он выступил с осуждением войны. В войну 1914 г. по 1918 г. Скиталец был зачислен санитаром, затем он становится военным корреспондентом в санитарном поезде.
В 1914-1917 годах Скиталец много путешествует. Он проехал с концертами от Петербурга до Владивостока и через Маньчжурию в Харбин. Писатель выступал с чтением своих произведений, особенной популярностью у зрителей пользовались народные песни, исполнявшиеся им под аккомпанемент гуслей, на которых он сам играл. Это был период активного увлечения Скитальца фольклором. С вдохновением исполнял Скиталец песни о Степане Разине: «Любовь Степана Разина», «Степан Разин и княжна», «Меж крутых бережков».
Скиталец, стоявший в стороне от революционного рабочего движения, не сразу и не до конца понял значение Великой Октябрьской социалистической революции. Однако в литературных кругах его имя было авторитетным.
Недаром в 1921 году литотдел Наркомпроса командировал Скитальца в ДВР. Как указывалось в мандате, подписанном А. С. Серафимовичем, он направляется в Дальневосточную республику: для организации отделений ЛИТО в крупных центрах ДВР. 2) Для связи с местными литературными организациями и 3) Для собирания образов народного революционного творчества".
Из книги Кудрявцевой Н.Ю. «Годы мчались... Лучшей долиНепокорно я искал».
Комментариев нет:
Отправить комментарий